Глотнул. Затем еще разок. По пищеводу потекло приятное тепло. Хмыкнул:

– Витя, да что ж вы на станции за грузовик такой расчудесный раздавили, что в нем коньяк прямо в советских флягах уставного образца был расфасован? И не разбился же, вот какая удивительная штука… Коньяк, кстати, неплохой, не удивлюсь, если даже настоящий французский. – Спрыгнув вниз, вернул фляжку механику: – Спасибо. По два глотка разрешаю. Если больше – ты меня знаешь. Будет плохо.

– Так точно, знаю, – абсолютно серьезно кивнул тот, пряча в уголках глаз озорные искорки. – Не волнуйтесь, тарщ подполковник, мы ж не по глупостям, понимаем, что к чему. Заводить?

– Давай. Наших теперь, поди, до самой переправы не нагоним, вон сколько войск идет. Пока еще в колонну вклинимся, сразу же не пропустят, плотно идут… Да и скорость будет аховая, сам видишь.

– А зачем нам со всеми пыль глотать? – искренне удивился Цыганков. – Вы б в карту глянули, может, есть еще какая дорожка? Мы за сегодня столько по округе наколесили, глядишь, и сейчас повезет. А то неохота в общей колонне телепаться, да и солярки у меня кот наплакал, а дизелек на малой скорости горючку жрет, как пять дурных – кашу!

– Дельная мысль, – хмыкнул Сергей, вынужденный признать, что до подобного он как-то не додумался. – Добро, Витя, давай заводись, а я в карту погляжу…

Интерлюдия

Лейтенант НКГБ Виктор Зыкин, конец августа 1941 года

На аэродроме Зыкина уже дожидалась черная «эмка», подрулившая к самому самолету. Возле распахнутой передней дверцы курил командир в звании капитана госбезопасности, что Виктора сразу же слегка напрягло. Нет, что машину за ним прислали – это как раз понятно. Не своим же ходом до города добираться? А и добрался бы – что вовсе не факт, поскольку в Москве ни разу ни бывал, – так на часах-то всего четыре с минутами утра, комендантский час. Откуда у него пропуску-то взяться?

Кстати, еще неизвестно, где именно они приземлились. Если на Центральный аэродром на Ходынском поле, то он уже в черте города. А вот если в Кубинке, то до города на хорошей машине никак не меньше часа по шоссированной дороге. Но с чего бы такая встреча, аж целый капитан госбезопасности? Как-то вроде не по чину, ага. Прислали б сержанта – он бы и бровью не повел. Или, допустим, ровню – лейтенанта. Но капитан – вроде как уже перебор…

Разумеется, внешне Зыкин никак на столь неожиданную встречу не отреагировал: четко бросив к козырьку фуражки ладонь, представился и, не дожидаясь вопроса, протянул документы. Подсвечивая себе фонариком (трофейным, что характерно, со сменными светофильтрами, видал такие на фронте), капитан придирчиво изучил командирскую книжку, сличая не слишком четкую фотографию с оригиналом. Пролистав документ до последней страницы, удовлетворенно кивнул и, вернув удостоверение владельцу, коротко мотнул головой в сторону авто:

– Садитесь, товарищ лейтенант. На заднее сиденье. Личные вещи имеются?

– Никак нет, только это. – Виктор поддернул левой рукой ремень самого обычного солдатского сидора, выданного еще в госпитале. Ничего особенного внутри не было – откуда, собственно? Пара нижнего белья, запасные портянки, полотенце, нехитрые принадлежности для мытья-бритья да фляга со спиртом. Из-под задравшегося манжета гимнастерки предательски выглянул циферблат трофейного хронометра, за который капитан немедленно зацепился взглядом. Очень таким внимательным взглядом. Профессионально-оценивающим. Однако никаких вопросов, против ожидания, задавать не стал, лишь снова кивнул:

– Хорошо, тогда садитесь. Вещмешок можете взять с собой. Сейчас поедем.

Виктор иронично хмыкнул про себя, подсознательно подражая Степанычу, который наверняка выдал бы нечто вроде: «Вот спасибочки, а то я уж и не знал, куда его девать, эдакую махинищу». И молча полез в тесный салон. Решив на всякий случай первое время больше помалкивать да слушать, чем говорить. Да и о чем, собственно, говорить? И с кем?

Кстати, приземлились они, судя по всему, все-таки на Ходынке. Пока шел от самолета да дожидался окончания проверки документов, успел бросить под ноги и по сторонам несколько быстрых взглядов. Приглушенные маскировочными чехлами фары «эмки» давали совсем немного света, но Зыкин заметил, что бетонные плиты взлетной полосы выкрашены под цвет пожухлой августовской травы, с искусно нарисованными «плоскими» деревьями и кустами. С высоты, нужно полагать, выглядящими самыми настоящими. Причем это явно была уже не первая покраска.

А на самом летном поле стояли бутафорские «сельские» домики с огороженными аккуратными заборчиками огородами, сараюшками и колодцами, которым здесь определенно неоткуда было взяться. Маскировать подобным образом один из пригородных аэродромов никакого смысла не имелось, а вот тот, что расположен в самом городе и откуда отправляются на фронт и прилетают обратно представители Ставки ВГК, – вполне. Да и самолетов нигде не видно, наверняка укрыты от вражеских глаз в подземных капонирах или затянуты маскировочными сетями так, что и с десятка метров не разглядишь. Значит, Ходынка, однозначно. То-то же их транспортник новейшие «МиГ-3» истребительного полка особого назначения прикрывали! Да и разгружают его сейчас поистине стахановскими темпами, определенно спеша поскорее отбуксировать в безопасное место.

Капитан собственноручно захлопнул за ним дверцу и уселся на переднее сиденье. Не дожидаясь команды, шофер завел мотор и плавно тронул автомобиль с места. Поскольку смысла глядеть в окно не было – снаружи все еще стояла ночная темнота, хоть небо на востоке уже заметно посветлело, предвещая скорый рассвет, – лейтенант откинулся на спинку пассажирского диванчика и прикрыл глаза. В принципе, за время полета он выспался, но пусть лучше немногословный капитан думает, что он задремал, умаявшись в самолете. Так, на всякий случай. А то еще ляпнет чего невпопад, доказывай потом, что не верблюд…

Ехали недолго, меньше получаса, но Зыкин, хоть и не собирался спать, ухитрился и на самом деле закемарить под убаюкивающий гул мотора и мерное покачивание автомашины. Проснулся от сопроводившего плавную остановку писка тормозов. Пока приходил в себя и нашаривал ручку, дверца распахнулась сама собой. Стоящий снаружи капитан отступил в сторону:

– Выходите, приехали. С вещами. Следуйте за мной.

Выбравшись из тесного салона, Зыкин огляделся, отчего-то сразу догадавшись, где находится. Внутренний двор «большого дома» на площади имени товарища Дзержинского, разумеется. Ну, или Лубянской, ежели по-старому. Ничего себе, куда его судьба занесла! В жизни не чаял здесь побывать, и вот нате вам. «Приехали», как Степаныч бы выразился. Вдруг что не так пойдет – высоконько падать будет… и больно…

– Не теряйте времени, – не оглядываясь, буркнул капитан, первым идя к высокому крыльцу с мощными двустворчатыми дверями. – Вас ожидают. Приготовьте документы, предъявите на КПП. Там же оставите личные вещи и сдадите оружие. Дальше вас проводят. Прощайте, товарищ лейтенант.

– До… до свидания, товарищ капитан, – пробормотал, козыряя в ответ, Виктор, отчего-то считавший, что немногословный провожатый зайдет внутрь здания вместе с ним. Но нет, как выяснилось: развернулся и убрался восвояси. Ну и ладно, разберемся. В конце-то концов, здесь все свои. И дело у них тоже свое, одно на всех – фашистскую гадину раз и навсегда удавить, чтобы больше нигде и никогда головы не подняла.